Один из вечных вопросов в России – земельный. Все попытки решить его с помощью западных схем закончились провалом. Самая богатая пашнями страна не в состоянии прокормить себя.
«Земли много не бывает»
Этой нехитрой истиной на протяжении многих веков руководствовались не только в густо населенной Европе, но и в бескрайней России. Еще на заре российской государственности, более десяти столетий назад, появилось писцовое межевание – прообраз земельного кадастра, описывавшего и закреплявшего землю за владельцами.
Она была главным богатством. Естественно, при условии что было кому ее обрабатывать. По выражению историка Сергея Соловьева, «земля для землевладельца не имеет значения без земледельца». Поэтому с древнейших времен задачей права было оформление этого симбиоза «земля – человек», однако полностью ее решить так и не удалось. По оценкам некоторых исследователей, доля вотчин с крепостными крестьянами среди сельскохозяйственных земель в XVII в. составляла, по оценкам, всего 25–30%.
Феодальные отношения, а одновременно с ними коммунальный характер обработки земли и общинное землевладение просуществовали до последней трети XIX в. Вызвано это было не только политической отсталостью страны, но и ее климатом. Короткие сроки проведения полевых работ требовали коллективных усилий, а низкая урожайность сельскохозяйственных культур в условиях холодного климата требовала обработки очень больших площадей.
С точки зрения рыночных критериев, земледелие на Руси было бы совершенно неприбыльным занятием. На это в свое время указывал немецкий ученый Август Гакстгаузен, побывавший в России в середине XIX в. Он заключил свои изыскания относительно доходности хозяйств в Верхнем Поволжье следующим советом: «Если вам подарят поместье в северной России при условии, чтобы вы вели в нем хозяйство так же, как на ферме в Центральной Европе, – лучше всего будет отказаться от подарка, так как год за годом в него придется только вкладывать деньги». Для того времени это фактически был приговор перспективам фермерства в России.
Коллективный характер труда на пашне не способствовали закреплению частных прав на участки. Вся земля, как находившаяся в обработке, так и в перспективе к ней предназначенная, считалась общей (или княжеской, или царской, или государственной), и общими (коммунальными) усилиями возделывалась.
Как считают современные исследователи Л.Черепнина и Н.Горская, в России доминирующим институтом, регулирующим земельные отношения, была так называемая верховная условная собственность. То есть по сути собственником земли всегда являлась верховная власть, определявшая обязательные условия для тех, кому эта земля передавалась во владение и пользование. Как признавал декабрист Николай Тургенев, «русский помещик имеет не только права в отношении своих крепостных, но и обязанности, возложенные на него законом… Таким образом, само его право на землю до известной степени ограничено условиями».
Коммунальный характер использования земли был учтен и при подготовке правительством крестьянской реформы 1861 г. В Положении о крестьянах, обнародованном 19 февраля 1861 г., сказано: «Сельское общество может приобретать в собственность имущество. Землями, приобретенными в собственность, общество может распоряжаться по своему усмотрению: разделять их между хозяевами и предоставлять каждому участок в собственность или оставить их в общем владении».
Столыпин против общины
Общинное землевладение, по убеждению экономистов XIX в., было серьезным тормозом для развития России. Разделяя эту точку зрения, царское правительство перешло от традиционной охраны общины к ее разрушению. Это осуществлялось путем насаждения индивидуальной собственности на надельных земельных участках, ликвидации практически всех ограничений размеров крестьянских землевладений, продажи крупным хозяйствам удельных и казенных земель в единоличное владение.
В Высочайшем Указе Николая II Сенату от 6 ноября 1906 г. сказано: «Каждый домохозяин, владеющий надельною землею на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления ее в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли».
Это положение было развито Петром Столыпиным в речи на заседании Государственной Думы 5 декабря 1908 г.: «Личный собственник властен распоряжаться своею землей, властен закрепить за собой свою землю, он может прикупить себе земли, может заложить ее в Крестьянский банк, может продать ее. Весь запас его разума, его воли находится в полном его распоряжении – он кузнец своего счастья. Все силы и законодателя и Правительства должны быть обращены к тому, чтобы поднять производительные силы единственного источника нашего благополучия – земли. Применением к ней личного труда, личной собственности, приложением к ней всех народных сил необходимо поднять нашу обнищавшую, нашу слабую, нашу истощенную землю, так как земля – это залог нашей силы в будущем, земля – это Россия».
С 1908 по 1915 г. более 1 млн хозяев продали свои надельные земли. В руки новых собственников перешло 4,3 млн га. Но процесс выделения наделов из общины имел тенденцию к затуханию. Как отмечал В. Холодков, «подавляющее число домохозяев (74%) на десятом году реформы, а точнее по состоянию на 1 января 1916 г., оставалось в общине. Немало вышедших вновь вернулось в общину». 58% сельскохозяйственных земель оставались в крестьянской общине. Процент самостоятельных «кулаков» был крайне невелик. Перевода сельского хозяйства на западную колею не получилось.
Большевики прекрасно сознавали, что вопрос о земле является кардинальным для аграрной России. Поэтому Декрет о земле был одним из первых актов ленинского правительства. В нем отмечалось: «Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду либо в залог, ни каким-либо другим образом отчуждаема. Вся земля: государственная, удельная, кабинетная, монастырская, церковная,… частновладельческая, общественная и крестьянская отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней».
Формулировка была громкая, но весьма непрактичная для применения и уж тем более экономически неэффективная. В силу этого в 1922 г. в Земельном кодексе была сделана оговорка: «Для трудовых хозяйств, временно ослабленных вследствие стихийных бедствий, либо недостатка инвентаря или рабочей силы,… допускается сдача всей или части земли в аренду за уплату деньгами, продуктами или другими видами вознаграждения». Эта «поблажка» привела к возникновению многоукладности в аграрном секторе, причем особо милыми большевикам кооперативными формами были охвачены лишь 3,9% крестьянских хозяйств.
План крупнейшего земельного передела был оглашен на XV съезде ВКП(б). После приведения его в действие аренда крестьянских земель в районах сплошной коллективизации была запрещена, а 4 июня 1937 г. была полностью запрещена любая аренда. На землю была введена государственная монополия, просуществовавшая до 1991 г.
Куда привела реформа?
Официально основной задачей аграрной реформы в России, проводимой с 1991 г., была приватизация земли и реорганизация совхозов и колхозов с целью формирования эффективного сельскохозяйственного производства на основе частной собственности на землю. Однако, как впоследствии признавались авторы приватизации, на самом деле ими ставились совсем иные цели. Их больше беспокоила ликвидация базы реставрации коммунистического строя. Да и не было среди них людей, знакомых с историей сельскохозяйственного производства в России. Поэтому земля была просто разделена между членами сельскохозяйственных предприятий на условные доли. В результате этих преобразований 11,9 млн российских крестьян формально стали земельными собственниками. Ну а дальше все произошло, как в 20-х годах ХХ века.
Владельцы земельных долей распорядились ими следующим образом. Около 5,5 млн крестьян сдали свои участки в аренду, 1,7 млн вложили их в уставный капитал сельскохозяйственных предприятий, 0,9 млн человек решили использовать свою землю для ведения личного подсобного и фермерского хозяйства. Немногим более полумиллиона крестьян передали свои земельные доли в уставные капиталы сельскохозяйственных организаций. Другими словами, лишь 14,3% решились отойти от коммунального способа ведения хозяйства. Сразу же стоит сказать, что за два десятилетия из почти 2 млн «новаторов» на плаву удержались лишь единицы.
Как отмечают многие исследователи, российская модель земельных преобразований на селе изначально исходила из принципа социальной справедливости, а не экономической эффективности. Значительную часть земельных долей получили пенсионеры и работники социальной сферы, которые на земле не собирались работать. Она для них была обузой и неизбежно оказалась в руках у земельных спекулянтов, либо была выкуплена олигархами, у которых пробудился вкус к собственным поместьям.
Для опытных хозяйственников подобный итог был очевиден. Поэтому некоторые из них, например, Муртаза Рахимов и Минтимер Шаймиев, указания Ельцина проигнорировали, сохранив колхозы и совхозы во всей их идеологической чистоте. На остальной территории России из 25,8 тыс. колхозов и совхозов, существовавших в 1990 г., было создано 5,4 тыс. акционерных обществ, 6,7 тыс. обществ с ограниченной ответственностью, 11,6 тыс. сельскохозяйственных кооперативов, 3,2 тыс. государственных унитарных и муниципальных предприятий, многие из которых сегодня уже перестали существовать.
В принципе Земельный кодекс был не так уж плох. Он провозглашал ряд основополагающих принципов, которые должны лечь в основу всех принимаемых в России актов земельного законодательства. Среди них значились охрана земли и окружающей среды, право граждан на участие в принятии решений по использованию и охране земель, единство земельного участка и прочно связанных с ним объектов недвижимости, платность использования земли, определение правового режима земель, исходя из их целевого назначения. Но в России кодекс не работал или работал плохо. Ни верхи, ни низы соблюдать его не собирались. Он представлялся помехой и тем, и другим.
Согласно статистике, сегодня 83% сельхозугодий находятся в частной собственности у 11 млн граждан. Но в реальности частный характер землепользования не подтверждается. Крестьяне в основной массе остались верны коллективным формам работы, а ведение рентабельного сельского хозяйства без государственной помощи невозможно.
Возможно, неуспех очередной земельной реформы объясняется тем, что в России никогда не существовало частной собственности на землю в полном, классическом, ее понимании. Скорее, имели место так называемые квази-частные формы земельной собственности, будь то вотчина, поместье, надел в составе общинных земель, колхозные земли или нынешние фермерские участки. А для функционирования любой квази-частной формы собственности, как уже отмечалось, характерен затухающий характер.
Именно это наблюдалось в 90-е годы в нашей стране. Начиная с 1994 г. темпы прироста фермерских хозяйств стали сокращаться. Одновременно росло число разорившихся крестьянских хозяйств. С 1997 г. число хозяйств, прекративших свою деятельность, стало превышать число вновь создаваемых. Сухой остаток земельной реформы таков: пашня сократилась до 20 млн гектаров, каждый третий гектар сельскохозяйственной земли используется не по назначению, Россия не в состоянии обеспечить себя продуктами питания.
Василий АНДРЕЕВ
Скачать статью (.doc)
